Четыре тысячи «верховых»
- Земфира Ямиловна, помните свою первую поисковую экспедицию?
- В 1985 году в институте решили создать музей. От его стен в 1941 году ушла на фронт 356-я дивизия, сформированная в нашей области, которая затем прошла с боями до Эльбы. Мы со студентами решили, что пройдём по местам боевой славы этой дивизии. Поисковых отрядов в то время в стране работало немало. Но вести раскопки не разрешалось - в земле лежало много неразорвавшихся снарядов. Мы просто находили могилы и затем разыскивали в Самарской области родственников бойцов. Но в лесах, где шли отчаянные бои, почва была усыпана белыми костями, и я говорила ребятам: давайте прикроем останки солдат землей. Первые поиски в местах боёв мы провели под Новгородом, в Мясном бору, где воевала 2-я ударная армия, сформированная в Куйбышеве. Собирали только «верховых», то есть непогребённых бойцов. Навсегда запомнился первый найденный мной смертный медальон: в эбонитовой гильзе кусочек бумаги с надписью «Токаренко Лаврентий Яковлевич, Кутузовский район». Это был наш земляк – так в 1941 году назывался Кошкинский район. Тогда мы подняли 3 898 человек, нашли 73 медальона, но прочитать имя солдата можно было только в единицах.
Не изменники, а герои
- Именно вы, одна из первых в стране, осмелились заявить, что бойцы армии генерала Власова имеют право на реабилитацию, они её кровью завоевали.
-Когда в 1993 году в окружном Доме офицеров мы показали фильм, снятый во время поисковых работ, вышел ветеран – вся грудь в орденах, и закричал: «Судить вас всех надо! Вы кого показываете? Предателей Родины показываете!» Все одобрительно затопали и зашумели. Я тогда на себя многое взяла. Но разве кто из бойцов этих восьми дивизий, оттянувших на себя основные силы гитлеровцев от Ленинграда, знал, что от клейма «власовца» потом не отмоются ни живые, ни мёртвые? Те бедняги и фамилию-то своего командарма не слыхали, ведь от солдата до генерала как от нас до бога. Какие же они изменники?
- И вы упрямо продолжали копать в той долине смерти, где своего часа быть погребёнными ждали ещё полмиллиона советских солдат. Была ли поддержка от минобороны?
- Тогда мало кто поддерживал нас материально. На поездки ребята зарабатывали сами. Деньги, полученные от наших дачников за перекопанные огороды, чиненные заборы, складывали в одну копилку – на дорогу, экипировку и продукты. Позже, уже в конце 90-х, военные стали помогать сапёрным снаряжением, пайками НЗ. Сейчас нас снаряжает и отправляет департамент по делам молодёжи и Агентство социокультурных технологий области.
Весточки потомкам
- «Чёрные копатели» мешают вести поиски?
- Долгие годы эти искатели оружия, боеприпасов, именных вещей, были хозяевами тех мест, и приход следопытов, конечно, вызывал ненависть, порой даже в спину стреляли из трофейного оружия. А ещё они развлекались - насаживали на ветки деревьев черепа. Но сейчас копают одновременно с нами, правда, находки сразу утаскивают и прячут. Мы же собираем останки, вокруг сложенных из фрагментов скелетов зажигаем памятные свечи, а затем отправляем в гробах на воинские кладбища.
- Понятно, что зрелище, которое предстаёт перед ребятами, не для слабонервных. Но были ли истории, которые потрясли и видавших виды следопытов?
- Да, порой приходится из-подо льда доставать мёртвых, работать в холодной воде. Но мои ребята необыкновенные, сильные духом. Те места, под Старой Руссой, действительно, страшные - как в чёрных оспинах от воронок снарядов, в них и находим кости погибших. Солдаты сами оставляли весточку потомкам, выцарапывая фамилии на котелках, голенищах сапог. Нашли однажды на ложке выцарапанную надпись «Тима +Нина, 1 мая 1942». А на другой стороне – «Т.П. Баев». Из архива прислали бумагу: «Тимофей Баев снят с довольствия 4 мая 1942 года». Выходит, три дня жизни ему оставалось. Однажды мы наткнулись на заросшую бурьяном фронтовую дорогу. Вдоль неё лежало на истлевших носилках восемь бойцов. В шинелях, валенках. Ужас был в том, что они погибли не в бою, застигнутые врасплох смертью. Не были бойцы и теми, кого похоронная бригада собрала с поля боя. Вокруг этих скелетов нашли склянки, граммофонные пластинки. Видно, там был полевой фельдшерский пункт. И солдат поднесли поближе к дороге, чтобы приехавшая «санитарка» забрала их побыстрей. Но помощь так и не пришла. И солдаты умирали долго и мучительно.
Станут землёй, травой…
- Поднимаете ли останки немецких солдат?
- Погибших в той войне сейчас уже не делят на своих и чужих. Обнаруженных немцев передаем поисковикам из Германии. Они ставят на местах гибели кресты «майн либер фатер». Что ж нам и дальше воевать? Но у меня самой два дяди погибли на войне – один в Бресте, другой – на подступах к Берлину. Помню, однажды стояли молодые немцы у обнаруженного ими воинского захоронения, радовались «Дошли же мы до Волги!», а я им напомнила: «Здесь и остались». Есть под Волгоградом место, где вдоль дороги расположены два воинских кладбища: одно немецкое, другое наше. Так вот оба содержит Германия.
- В то время как внуки наших победителей медали и ордена своих дедов продают… и, говорят, ваш музей закрывают?
-Музей перенесли в другие комнаты Дворца культуры. Многие вещи, правда, при переезде пропали. В беспамятстве каком-то живём. Я вот ребятишкам–подросткам говорю: «Видите, на ложке нацарапано 1924 – это год рождения, и ещё полоска прочерчена – видно, хотел боец написать имя, да не успел, а рядом нашли звёздочку – значит, это был офицер. Мы все это выкопаем, соберем, в музей отдадим». Зачем, спрашивают, ведь это так давно всё было. Или про медальоны интересуются, к чему, мол, мы так упорно их ищем - золотые они, что ли? Я отвечаю: они дороже всякого золота, потому что в них – судьба человека. И мы каждому найденному бойцу говорим: «Родненький, прости, что так долго нас ждал…»
Школьники Тольятти создали музей отваги 
Ровесники победы. Семья самарских ветеранов отметит 70 лет совместной жизни 
В окопах Сталинграда 
11 апреля — День освобождения узников концлагерей